Смертию смерть поправ…

– Скажите, а куда именно в Колву надо? – вырвал меня из дремы голос водителя.

За рулем сидел молодой парень. Двадцать пять – не больше. Явно гость из южных стран ближнего зарубежья. Посетовал, что по-русски говорит плохо, мало еще в Усинске живет (вероятно, наивно полагал, что именно этого его пассажир не заметил).

– К храму, – буркнула я и, не желая вступать в пространные диалоги, добавила, – въедем в село, покажу.

Общения избежать не удалось. Таксист, извиняясь, как только мог, стал расспрашивать о православии, мол, он представитель другой веры и ему интересно узнать о христианской культуре (это я, так как филолог, литературно изложила его слова)… Ближайшие полчаса я была миссионером. Рассказывала, зачем мы ходим в храм, что возносим в молитвах Богу, кто такой Иисус Христос и почему он Сын Божий. Надо сказать, собеседник мой оказался на редкость пытливым и восприимчивым. Я даже подумала, что если бы он вез меня, к примеру, на Харьягу, то я бы ему пересказала все Евангелие, а на обратном пути он – мне.

Но самое большое мое удивление было, когда он спросил о Воскресении Христовом. О самом важном для православных празднике, связанном с крестными страданиями Спасителя, его смертью, воскресением и восшествием на небеса. Таксист вздрагивал и вжимался в кресло, когда я рассказывала о том, как казнили Сына Божьего. Как избивали плетью и вколачивали в голову терновый венец. Как разгоряченная азартом толпа кричала: «Распни его!» И что это были те же самые люди, которые за неделю до этого радостно встречали Иисуса Христа, въезжавшего на осле в Иерусалим, и бросали к его ногам пальмовые ветки…

Минут восемь мы ехали в тягучей тишине.

– А почему они это сделали? – парень пытался, но не мог понять.

– От зависти. И от собственной гордыни. Толпа ждала человека, который избавит иудеев и римлян от войны. А пришел Сын Божий, избавивший все человечество. От грехов…

Вспоминая эту поездку, я невольно думаю, как же я все-таки люблю Пасху. Люблю за семинедельную подготовку строгим постом. За то, что гастрономической и духовной аскезой можно благодарить Бога за крестные страдания его сына. За то, что, ставя себя в такие духовные рамки, о многом можно подумать, многое переосмыслить, понять. И, главное, простить. Не словами. А сердцем. Умом. Душой. Искренне. Безвозвратно. Простить и все. Как простил и прощает нам Бог. Для меня это самое сложное в подготовке. Я люблю Пасху за свет, который она дает. За веру в бессмертие души.

Накануне Христова Воскресения дом наполняется запахами, от которых успел отвыкнуть за время поста. Сдобный аромат ванили и корицы, значит, по проверенному годами рецепту пеку куличи. Обычно в промышленных масштабах – выпечку любит большинство моих родственников, друзей и даже коллег. Тесто ставлю в огромной миске и радуюсь, когда оно пыхтит, легко поднимаясь. И завораживает больше любого кинофильма то, как в духовке куличи на глазах вырастают и чуть трескаются на румяной шапке. А затем мы с сыном покрываем их куполом из воздушных взбитых белков. Белоснежным, как большинство платков прихожанок храма поздним вечером в субботу.

Я люблю Пасху за поразительный прилив радости, когда по окончании крестного хода у дверей храма хор поет: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав», и священник первый раз произносит: «Христос Воскресе!» А в небеса улетает радостный ответ паствы: «Воистину воскресе!» Я люблю, когда, уже ближе к утру, все прихожане раскрывают свои корзинки с яркими крашеными яйцами, пирамидками пасок и куличей и ждут освящения. А потом мы всей семьей, прямо из храма под радостный и торжественный звон колоколов бежим к маме, чтобы разговеться. И каким безумно вкусным кажется обыкновенное вареное яйцо...

Ко сну отходим ранним утром. Сын как-то даже сказал, что это почти Новый год, раз так поздно ложимся спать. А по мне и есть новый год. Начало новой жизни, духовно – с чистого листа. Удержать бы только и не поддаться новым искушениям. Иначе, почему страдал и воскрес Христос…