Страдали «по нужде»
В жизни первых усинцев было гораздо больше экстрима, чем показано в вышедшей статье. Например, очень не продуман был в посёлке вопрос с отправлением естественных потребностей людей. Нет, конечно, два туалета (один – в верхней части посёлка, другой – в нижней, около клуба «Геолог») всё-таки были. Но вот незадача: у обоих сооружений была снята с петель дверь и приставлена к боковой стенке. А из задней стены, на уровне копчика сидящего человека, был вырван большой кусок доски. Усинцам как бы предлагалось отправлять свои потребности публично.
Что думали по этому поводу мужчины, неизвестно. Но у женщин подобная перспектива вызывала бурный протест. А посещать эти «заведения», понятное дело, приходилось. Операция осуществлялась следующим образом: шли на «дело» 3–4 человека. Затем один, естественно, заходил внутрь помещения, а остальные – кто придерживал руками приставленную к дверному проёму дверь. Кто по мере сил загораживал собой стратегическую дыру в задней стене, остальные отгоняли любопытных прохожих. Процесс был громоздким и, что самое главное, малоэстетичным. Долго мириться с подобной ситуацией было выше женских сил.
Представители женской части населения составили омытую горькими слезами «петицию» и отнесли её А.М. Босовой как представителю советской власти. В поселковом совете вопрос был решён не сразу. Что-то там не вытанцовывалось со строительным материалом (как обычно). Нервы у женщин были напряжены до предела. И тут однажды – вдруг, свершилось! На пригорочке, около котельной, как светлое видение, возникло монументальное (по сравнению с вагонным миром) здание из свежевыструганных досок. Оно казалось дворцом культуры и оплотом цивилизации. Женщины немедленно обследовали это сооружение. Оно состояло из двух половин с буквами «М» и «Ж», и, главное, с выходами в разные стороны. А между этими отделениями была толстая, прямо-таки капитальная стена. А в ней ни щёлочки, ни дырочки!!! Соблюдена полная анонимность процесса. И всё это иллюминировано как внешне, так и внутренне. Женщины были в полном восторге. Ходили в это заведение толпой, как на экскурсию в музей, но… Как обычно, это проклятое «но»… Нет в мире совершенства!
Однажды одна из молоденьких специалисток вечерком, уверенная в том, что ужасы прошлого канули в вечность, в одиночку на минутку забежала в отделение с буквой «Ж»… И вот что там произошло. Во-первых, в туалете было темно, как в гробу, лампочку, видимо, вывернули заранее. Только было собралась она подраздеться, как вдруг из тёмного угла выскочил какой-то парень, сидевший в засаде, крепко обнял несчастную и, дыша в лицо алкоголем, страстно зашептал: «Милая, хорошая, не бойся меня, я тебе ничего плохого не сделаю. Только обниму и поцелую тебя». От неожиданности девчонка заорала, пнула насильника и бросилась вон. В общежитие она прибежала в слезах. Стало ясно, что и этот туалет придётся посещать с охраной.

«Подвела под монастырь» монастырская изба
Люди в Усинске жили в основном дружелюбные и хорошие, но не обходилось без криминала. Имел место такой случай. Как-то в выходной день одна молоденькая женщина сидела в своём балке и писала письмо маме. Соседки ушли куда-то, и она воспользовалась тишиной. Раздался несмелый стук в незапертую дверь, она крикнула «да». Вошли два парня, водители из УМС, живущие где-то по соседству. Она знала их имена, встречала их во время работы на трассе. Словом, ничего необычного не было. Ребята сказали, что им по случаю досталась бутылка хорошего вина, которую самим распить жалко. Вот ищут, к кому бы зайти в гости и посидеть. А вино было и в самом деле отличное: «Монастырская изба». В Усинск такое не завозили.
Она отложила письмо и вытащила стопки. Потекла беседа о том, о сём. Всё было благопристойно. Потом один из них прошёлся по балку, рассматривая развешенные фотографии. И вдруг кто-то стукнул её по голове. Она отключилась. Когда пришла в себя, парней уже не было. Пустая бутылка была вынесена, стопочки помыты и убраны со стола. Женщина, между прочим, поняла, что её изнасиловали.
Когда она на другой день пришла в управление и пожаловалась… разразился «бунт на корабле». Коллектив состоял из 15 представительниц слабого пола. Все раскричались, расплакались, возгорелись жаждой мести. Пострадавшая сквозь слёзы говорила: «Я их боюсь».
Но нет ничего страшнее (или забавнее?) разгневанных женщин. Страдалицу обнимали и утешали. Кричали, что этих подлецов надо примерно наказать. Под суд их! В тюрьму их! А то нам, порядочным женщинам, не будет жизни в собственном городе. Короче, сообща написали заявление об этом вопиющем преступлении, требуя возмездия, и торжественно вручили его Гене (участковый). Он сказал, что займётся расследованием.
Прошла неделя томительного ожидания. От Гены не было ни слуху ни духу. Он словно провалился куда-то. Но пострадавшую стали преследовать насильники. Они подстерегали её всюду, где могли. Просили прощения, пытались встать на колени, пихали деньги, пытались подарить ей перстень золотой с драгоценным камнем. Один из них был женат. Приходила для переговоров его жена, которая сказала: «Господи, да муж же места себе не находит, так боится тюрьмы, не ест, не пьёт. Да прости ты его, дурака. Он больше не будет! Прости. Я уже простила». А девчата из управления твердили: «Не прощай! Никогда! Ни за что!» Истерзали бедную.
Однажды она пришла на работу какая-то виноватая, с помятым лицом и сказала: «Девчонки, я забрала у Гены наше заявление и порвала его». Все чуть не задохнулись от негодования: «Да ты что? Да как ты смогла?!» Несчастная, размазывая слёзы, отвечала: «Да-а! Они привели своего двухлетнего сына и поставили передо мной на колени. Ребёнок стоял и повторял: «Тётя, прости моего папу, тётя, прости моего папу»… Этого я вынести не смогла.
Тут вскорости и Гена появился на публике. Спросил: «Девочки, вы довольны? Да они нормальные ребята. Я с ними побеседовал, и они раскаялись».
Все признали, что вовлечение ребёнка в процесс было равносильно удару под дых, тут бы никто не устоял. Так шумная история плавно сошла на нет.

Алла михайловна решила всё по-своему
Поблизости от недавно отстроенной конторы дорожно-строительного управления № 1 (где происходили все эти страсти-мордасти) располагалась горстка деревянных балочков с самодельными пристройками и сарайчиками. Здесь жил самый разный люд, в том числе и уборщица с мужем и детьми: девочкой и мальчиком, четырёх и пяти лет. Эти дети всё время сидели на столе перед окном и смотрели на улицу. И так целыми днями.
Сначала, проходя мимо, женщины из ДСУ-1 ничего особенного не замечали. Дети как дети. А потом, когда выяснилось, что уборщица злоупотребляет (да ещё вместе с супругом) алкоголем, стали замечать, что дети всегда бывают заплаканы. И непонятно было, кормят ли их там вообще?
Женщины стали захаживать туда и подкармливать деток. Родителей обычно не было, они якобы на работе. Как-то раз, когда уборщицы уже два дня не было на трудовом фронте, пошли проверить, в чём дело. В холодной пристройке в старом корыте лежал труп её мужа, голодные, зарёванные дети всё так же сидели на столе. А мать, оказывается, загуляла где-то в мужском общежитии.
Девчата стали бить в набат, побежали к А. М. Босовой, требуя лишить пьяницу материнства. Но Алла Михайловна решила всё по-своему. Она срочной телеграммой вызвала в Усинск мать этой уборщицы. Примчалась боевая, нестарая женщина, которая отлупила дочь, перецеловала внуков, собрала и уволокла домой в Белоруссию всю эту ораву. А труп зятя в корыте оставила на память нашему городу.

Зиму провожали... собак потеряли...
В прежнем Усинске народ обожал праздник «Проводы русской зимы». Он всегда отмечался с размахом. Во-первых, работники столовой устраивали «день объедения». Они выставляли на площади столы, уставленные всевозможной едой и кулинарными изысками. Народ ел, пил и веселился.
А по посёлку на грузовой машине в кузове разъезжали ряженые и приглашали людей на улицу. Из вездехода «Буран» сделали печку, на которой почёсываясь и зевая валялся Володя Тервонин, изображая Емелю. На «Буране», который тарахтел на весь посёлок, стояла огромная труба, которая изрыгала чёрный дым. Ребятишки валили валом за «самоходной печкой», а Володя оттуда разбрасывал брикеты с мороженым и шоколадные конфеты.
Да! Усинцы всегда любили повеселиться.
Вот только умных добрых северных собак, которые являлись неотъемлемой частью Усинска, после 1975 года становилось всё меньше, а потом они исчезли совсем. Как сказали знающие люди, их истребили, вернее по-хамски пожрали зэки, которых прислали сюда на поселение и для строительства собственно города на болотах, в тайге, в 13 км от берега реки Усы.
Вот и всё, что ещё можно было сказать о том старом добром времени.