Жила я тогда в общежитии, именуемым в народе «пятнашкой». На этаже, рядом с моей каморкой находилась такая же тесная мастерская художников-оформителей городских улиц и зданий. Так уж по-соседски сложилось, что каждое утро перед началом работы я заходила к деятелям от искусства на «чашечку кофе». Визит 1 апреля не стал исключением...

Розыгрыш

Своих друзей я застала в тот момент, когда они терзались в «муках творчества»: прикидывая кого и как разыграть, перебирали варианты.

Художники – народ с богатым воображением, так что приколы типа «у тебя спина белая» или где-то что-то «шиворот-навыворот» либо «задом-наперёд» – скучно, заурядно – не соответствовало их профессиональному статусу и далеко не юношескому возрасту. Им хотелось замутить не по-детски.

В те годы, напомню, страну накрыла антиалкогольная кампания, причём, жёстко¬непримиримая. Застукали, например, коммуниста в изрядном подпитии – прощай партбилет, что равносильно краху успешной политической и деловой карьеры. Беспартийным гражданам, хоть и в меньшей степени, но также грозила участь угодить в «чёрный список», стать обладателем «волчьего билета», а с ним, как известно, ни в одни двери не достучишься, разве что в «шарашкину» контору.

Это я к тому, что один из художников решил разыграть своего друга – секретаря партийной организации крупнейшего предприятия (в те годы градостроительного треста «Усинскстрой»). Чем не идея, если мужчины ко всему дружили семьями?! Итак, нужно было сообщить партийному лидеру, что его друг-художник... загремел в вытрезвитель. Огорошить, одним словом. Потирая руки от удачной затеи, ребята выжидающе уставились на меня. Так и есть, мне выпала главная роль – от имени жены художника позвонить парторгу, с которым, между прочим, я была знакома накоротке – часто пересекались по работе и не только. То есть он хорошо знал и меня, и жену художника. «Не робей – голоса у вас похожи! Поплачься, оглуши его известием, не дай опомниться, – научал меня шутник-искуситель, тут же заверяя, – а я, минут через десять, наберу его номер, вместе посмеёмся!». Учитывая, что обман будет скоротечным, я сдалась. Помню, как, с трудом подавляя смех, надрывно и слёзно рыдала в телефонную трубку уважаемого коммуниста. Убедила с первых слов...

В мастерскую я вернулась спустя четыре часа. Завидев меня, художник, изменившись в лице, схватился за голову – типа «всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает!». Он так заработался со своими красками и холстами, что забыл позвонить другу-парторгу, чтобы развенчать шутку, унять его волнения, развеять страхи.

А тем временем парторг, осознавая, чем грозит нахождение друга в вытрезвителе, спешно ринулся к директору предприятия (художники находились под патронажем строительного треста). Мне не ведомо, как долго и в каком тоне обсуждалось главное –отстоять, так сказать, рабочую честь ударника творческого труда и смыть пятно позора с безупречной репутации солидного предприятия. Словом, директор и парторг, соблюдая строжайшую секретность, направились к начальнику вытрезвителя. Каково же было потрясение «ходоков», когда после долгих и тягостных минут объяснений-уговоров-прошений с их стороны вдруг выяснилось, что «таковой гражданин в списках не значится, не задерживался».

Что потом сказал парторг своему закадычному другу, не ведаю, но знаю, что художник молчал, как партизан и меня не выдал.

Разоблачение...

Между тем история о розыгрыше облетела все этажи и кабинеты предприятия. Встречая парторга, одни коллеги иронично подтрунивали, дескать, эко тебя угораздило – обвела какая-то баба, иные молча, с наигранным сочувствием хлопали по плечу, красноречиво подмигивая, мол, чего уж там – наслышаны. Парторг был близок к точке кипения и ту самую «чёртову бабу» вспоминал всё больше «по-матушке». Судьба свела нас ровно через месяц, 1 Мая.

Мы встретились в доме общей знакомой, куда после демонстрации пришли в числе других гостей, причём за праздничным столом оказались как раз напротив друг друга. Так вот, в самый разгар веселья кто-то брякнул про известный «поход в вытрезвитель» и на беднягу вновь обрушился поток, впрочем, вполне себе безобидных шуток-шпилек. Затаив дыхание, я сжалась тихой мышкой, как вдруг парторг, приняв «на грудь» и поморщившись, сдавленно изрёк: «Ей, богу, поставлю ящик коньяку тому, кто скажет имя той бабы». И меня понесло, как того комбинатора. Перегнувшись через стол, нарочито громко уточняю: «Ящик, говоришь? За одно имя?! Учти, парторг, здесь свидетелей – полста». И застрочила: «Это я!», не умолкая, как та лягушка-путешественница. Воцарилась тишина, а через миг взрыв хохота гостей заглушил гневную тираду парторга...

…В этой правдивой истории мною намеренно не озвучены имена героев. Все они – люди публичные и давным-давно покинули пределы Усинска. Разве что старожилы города догадаются, о ком шла речь. А коньяк, кстати, парторг таки «зажал».

Наталья Седова

Бодуэн де Куртенэ им в печень!

Кандидат в наше время пошёл бесчувственный, без всякого понимания тонкой душевной организации работодателя.

Вот я его прошу:

– Денис, расскажите о вашем последнем мероприятии.

– О крайнем! О крайнем мероприятии! – чуть не кричит во весь голос...

А мне такое нельзя: я на филфаке годы оттрубил. У меня, можно сказать, Розенталь головного мозга и пролапс Якобсона. Хоть валидол под язык.

Мне даже показалось, что за спиной выросли грозные фигуры колоссов русской словесности и стали сурово сверлить глазами супостата. Профессор Виноградов хмурился и недовольно раздувал щеки, Ожегов судорожно перелистывал словарь и водил пальцем по строкам, шевеля губами.

– Ладно, – сказал я и, сделав усилие, выдавил из себя, – о крайнем мероприятии.

В этом месте колоссы словесности закатили глаза, а профессор, Щерба кажется, потребовал меня на пересдачу.

– Я провел конференцию вейперов, – сказал Денис. – Я и сам вейпер.

(Кто не знает: вейперы – это люди такие, которые паром пыхают. «Кто ты, деточка?» «Бабушка, я вейпер!» Бабушка крестится, дедушка сплёвывает, мамка рыдает, заламывая руки.)

Образовалась пауза.

– Так-так, – говорю, а сам думаю, что бы спросить ещё: «И как давно вы пыхаете?» Нет, не вариант.

– И что вы делали на этой конференции? – нашёлся я через минуту.

– У нас были футболки с росписью Эдвардса…

– То есть – с автографом?

– Ну да, с автографом.

– Потому что роспись – это, например, под хохлому.

В этом месте я скосил глаза на Владимира Даля, который в ответ мне милостиво улыбнулся, как бы соглашаясь закрыть глаза на мой прошлый прокол.

– А?

– Нет-нет, ничего, Денис, продолжайте.

– И эти футболки я разлаживал по пакетам участников.

Пам! В этот момент меня стало двое. Разделение произошло безболезненно и на удивление легко: один продолжал чинно сидеть за столом и смотреть на кандидата, рисуя ручкой квадратики в блокноте, и только дрожащее веко выдавало в нём некоторое волнение, второй же «я» в этот момент скакал по кабинету, опрокидывал стулья, швырял книги в стены и орал: «Разлаживал? Разлаживал? Он разлаживал! Бодуэн де Куртенэ тебе в печень! Чтобы на том свете тебя черти разлаживали! По разным пакетам!» Колоссы русской словесности вжались в углы. Специалист по нецензурной лексике быстро за мной конспектировал. Ожегов искал в своем словаре слова и не находил. В то же время первый «я» невозмутимо листал резюме кандидата:

– Денис, я вижу, вы ещё какой-то фестиваль проводили. Расскажите.

– Да, я организовал фестиваль фанатиков Толкиена.

– Фанатиков или фанатов?

– Какая разница?

Пам! Первое моё «я» тоже вскочило со стула.

– Денис, у нас сейчас с вами будет долгий разговор! – сказал я, и колоссы русской словесности за моей спиной расправили плечи.

По материалам Интернета

Розыгрыши

День смеха, День дурака – день, заставляющий быть настороже многих, если не всех. Кому-то везёт и он попадает на добрые розыгрыши, а кому-то шутки обходятся испорченным настроением, временем, а иногда и материальным ущербом.

Помню, в школе развлекались: мазали руки побелкой, обнимали кого-нибудь и потом весь день «наслаждались» ответами жертвы на фразу: «У вас спина белая!». В детстве с радостью повторили где-то услышанный розыгрыш: повесить на двери подъездов объявление о том, что 1 апреля будет отключена горячая вода, а потом, днём, звонить и предлагать пускать кораблики.

Отдельного абзаца просят истории из студенчества – детки растут, растёт и уровень розыгрышей. Договорились потоком вырядиться кто во что горазд и прийти так на занятия: феи, коты, медсёстры, трупы невест (тогда в моде был одноимённый мультфильм), зомби, принцессы заполнили аудиторию. Но ещё шикарнее был поступок нашего преподавателя – он провёл лекцию так, словно бы перед ним не было всего этого разгула чистой и нечистой силы! Ни один мускул на лице не дрогнул при входе в аудиторию!

Или чего стоит рассказ от бывшей коллеги, когда они, тоже будучи студиозусами, весь день отвечали не по предмету в расписании, а по семинару соседней пары: на истории читали стихи, на русском литературном языке рассказывали о походах князя Игоря. Но самым жестоким розыгрышем было, по её признанию, когда они перевели стрелки будильника на два часа вперёд, а потому соседки по комнате отправились на занятия к 6 утра.

***

Как-то приехала домой из командировки, подошла к двери, достала ключи, а они не подходят. Я в панике давай колотить кулаком в дверь. Открывает какой-то мужик в трусах и тупо на меня смотрит. Стал говорить, что квартиру продал ему мой муж, и документы какие-то мне суёт. Тут я хотела хлопнуться в обморок, но из глубины квартиры выбежал мой благоверный и сказал, что это первоапрельский розыгрыш. Замок он поменял, потому что старый стал заедать, а мужик в трусах – друг проездом из Москвы. Влетело им сильно, но когда я успокоилась, все дружно посмеялись.